Город встречает традициоными пробками от перекрестка до перекрестка и стойким запахом вокзального шашлыка. Тепло, но сыро. Промозглый ветер не дает расслабиться, бросая снег в лицо.
Февраль...
Метро привычно глотает меня и еще десятки других таких же. Эскалатор плывет вниз, а я закрываю глаза и с удовольствием вдыхаю знакомый запах резины и дорожного полотна. Голос, объявляющий остановки, вместо привычного "просьба освободить вагоны" произносит:
- Площадь тысяча девятьсот пятого года, следующая станция Геологическая.
С этого момента меня не оставляет стойкое ощущение, что я попала в параллельное измерение.
Иду знакомыми улицами, и неуловимая поначалу разница становится все очевидней. Другие вывески, новые здания. На углу, где раньше стояло какое-то бетонное недоразумение, высится неотделанная еще звонница из красного кирпича. Ультрасовременная махина Райффайзенбанка, теряющаяся в мутном снежном небе, вызывает что-то вроде приступа агорафобии. Я с облегчением отвожу от нее глаза.
Выполнив все свои обязательства, и окончательно перестав спешить, я бреду с фотоаппаратом по заснеженному проспекту. Ветер обжигает пальцы, но это совсем не волнует меня. Я смотрю в низкое серое небо и сознаю до отчаянной, непонятной тоски, что люблю этот город. Давно и безнадежно. Уезжаю, забываю, но он ворочается в подсознании, оживает в моих снах, неизменно возвращая в полупустую квартиру на втором этаже. Мне там нравилось... Нам.
Февраль...
Метро привычно глотает меня и еще десятки других таких же. Эскалатор плывет вниз, а я закрываю глаза и с удовольствием вдыхаю знакомый запах резины и дорожного полотна. Голос, объявляющий остановки, вместо привычного "просьба освободить вагоны" произносит:
- Площадь тысяча девятьсот пятого года, следующая станция Геологическая.
С этого момента меня не оставляет стойкое ощущение, что я попала в параллельное измерение.
Иду знакомыми улицами, и неуловимая поначалу разница становится все очевидней. Другие вывески, новые здания. На углу, где раньше стояло какое-то бетонное недоразумение, высится неотделанная еще звонница из красного кирпича. Ультрасовременная махина Райффайзенбанка, теряющаяся в мутном снежном небе, вызывает что-то вроде приступа агорафобии. Я с облегчением отвожу от нее глаза.
Выполнив все свои обязательства, и окончательно перестав спешить, я бреду с фотоаппаратом по заснеженному проспекту. Ветер обжигает пальцы, но это совсем не волнует меня. Я смотрю в низкое серое небо и сознаю до отчаянной, непонятной тоски, что люблю этот город. Давно и безнадежно. Уезжаю, забываю, но он ворочается в подсознании, оживает в моих снах, неизменно возвращая в полупустую квартиру на втором этаже. Мне там нравилось... Нам.